Неточные совпадения
Полный месяц светил на камышовую
крышу и белые стены моего
нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой.
За огородами следовали крестьянские избы, которые хотя были выстроены врассыпную и не заключены в правильные улицы, но, по замечанию, сделанному Чичиковым, показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы как следует: изветшавший тес на
крышах везде был заменен
новым; ворота нигде не покосились, а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную почти
новую телегу, а где и две.
На этот раз ему удалось добраться почти к руке девушки, державшей угол страницы; здесь он застрял на слове «смотри», с сомнением остановился, ожидая
нового шквала, и действительно едва избег неприятности, так как Ассоль уже воскликнула: «Опять жучишка… дурак!..» — и хотела решительно сдуть гостя в траву, но вдруг случайный переход взгляда от одной
крыши к другой открыл ей на синей морской щели уличного пространства белый корабль с алыми парусами.
Четверть часа спустя оба экипажа остановились перед крыльцом
нового деревянного дома, выкрашенного серою краской и покрытого железною красною
крышей. Это и было Марьино,
Новая слободка тож, или, по крестьянскому наименованью, Бобылий Хутор.
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над
крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял
новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
— А знаешь, что делается в Обломовке? Ты не узнаешь ее! — сказал Штольц. — Я не писал к тебе, потому что ты не отвечаешь на письма. Мост построен, дом прошлым летом возведен под
крышу. Только уж об убранстве внутри ты хлопочи сам, по своему вкусу — за это не берусь. Хозяйничает
новый управляющий, мой человек. Ты видел в ведомости расходы…
Поправляли обвалившуюся штукатурку, красили
крышу, вставляли
новые рамы в окнах, отовсюду убирали завалявшийся старый хлам, даже не оставили в покое дедовского сада, в котором производилась самая энергичная реставрация развалившихся беседок, киосков, мостиков и запущенных аллей.
Под этим большим светом безучастно молчал большой мир народа; для него ничего не переменилось, — ему было скверно, но не сквернее прежнего,
новые удары сыпались не на его избитую спину. Его время не пришло. Между этой
крышей и этой основой дети первые приподняли голову, может, оттого, что они не подозревали, как это опасно; но, как бы то ни было, этими детьми ошеломленная Россия начала приходить в себя.
У капитана была давняя слабость к «науке» и «литературе». Теперь он гордился, что под соломенной
крышей его усадьбы есть и «литература» (мой брат), и «наука» (студент), и вообще — умная
новая молодежь. Его огорчало только, что умная молодежь как будто не признает его и жизнь ее идет особой струей, к которой ему трудно примкнуть.
Потом, как-то не памятно, я очутился в Сормове, в доме, где всё было
новое, стены без обоев, с пенькой в пазах между бревнами и со множеством тараканов в пеньке. Мать и вотчим жили в двух комнатах на улицу окнами, а я с бабушкой — в кухне, с одним окном на
крышу. Из-за
крыш черными кукишами торчали в небо трубы завода и густо, кудряво дымили, зимний ветер раздувал дым по всему селу, всегда у нас, в холодных комнатах, стоял жирный запах гари. Рано утром волком выл гудок...
Новый дом был нарядней, милей прежнего; его фасад покрашен теплой и спокойной темно-малиновой краской; на нем ярко светились голубые ставни трех окон и одинарная решетчатая ставня чердачного окна;
крышу с левой стороны красиво прикрывала густая зелень вяза и липы.
Мне не нравилось, что она зажимает рот, я убежал от нее, залез на
крышу дома и долго сидел там за трубой. Да, мне очень хотелось озорничать, говорить всем злые слова, и было трудно побороть это желание, а пришлось побороть: однажды я намазал стулья будущего вотчима и
новой бабушки вишневым клеем, оба они прилипли; это было очень смешно, но когда дед отколотил меня, на чердак ко мне пришла мать, привлекла меня к себе, крепко сжала коленями и сказала...
При таких условиях, конечно, о каких-либо нормах не может быть и речи, и если
новый окружной начальник потребует от поселенцев железных
крыш и уменья петь на клиросе, то доказать ему, что это произвол, будет трудно.
Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту
крышу и на лучи, от нее сверкавшие; оторваться не мог от лучей: ему казалось, что эти лучи его
новая природа, что он чрез три минуты как-нибудь сольется с ними…
У него сейчас мелькнул в голове план новенького полукаменного домика с раскрашенными ставнями. И на Фотьянке начали мужики строиться — там
крыша новая, там ворота, там сруб, а он всем покажет, как надо строиться.
Недавно старик покрыл весь двор сплошною
крышей, как у кержаков, и
новые тесницы так и горели на солнце.
…
Новая семья, [Семья Н. В. Басаргина.] с которой я теперь под одной
крышей, состоит из добрых людей, но женская половина, как вы можете себе представить, — тоска больше или меньше и служит к убеждению холостяка старого, что в Сибири лучше не жениться. Басаргин доволен своим состоянием. Ночью и после обеда спит. Следовательно, остается меньше времени для размышления.
Две каменные церкви с зелеными куполами, одна поменьше, а другая большая, еще
новая и неосвященная, красные
крыши господского огромного дома, флигелей и всех надворных строений с какими-то колоколенками — бросились мне в глаза и удивили меня.
Плотники подняли полы и рубят
новые накаты, кровельщики влезли на
крышу, звенят железными листами, вбивают гвозди.
Только пять-шесть исправных домов блестели на солнце
новыми тесовыми
крышами; очевидно, они принадлежали упомянутым выше Финагеичу и Прохорычу и еще коекому из сельских властей.
Внезапно изба ярко осветилась. Морозов увидел в окно, что горят
крыши людских служб. В то же время дверь, потрясенная
новыми ударами, повалилась с треском, и Вяземский явился на пороге, озаренный пожаром, с переломленною саблей в руке.
Постройка
нового дома к первому снегу вчерне была кончена, хотя поставить стропила и покрыть
крышу не успели.
— Батюшка, — часто говорила ему жена, — полно тебе умом-то раскидывать! Сам погляди:
крыша набок скосилась совсем, потолок плох стал — долго ли до греха! Того и смотри, загремит, всех подавит. Полно тебе, поставь ты
новую избу.
Приисковая контора только что была поставлена весной и желтела на пригорке своими
новыми бревнами и тесовой
крышей.
От передней трети
крыши на
новом флигельке, от мезонина, оставался один остов; дрань и тесины лежали беспорядочными грудами с обеих сторон флигеля на земле.
— Стоит на
крыше нового флигеля — и разоряет ее. Тесин, полагать надо, с сорок или больше уже слетело; решетин тоже штук пять. («Крова у них не будет!» — вспомнились мне слова Харлова.)
Мы завернули на двор, огороженный тыном; прямо против ворот возвышался ветхий-ветхий флигелек с соломенной
крышей и крылечком на столбиках; в стороне стоял другой,
поновей и с крохотным мезонином — но тоже на курьих ножках.
Пол везде был сильно попорчен, даже было выбито несколько ям; небольшие окна, с только что вставленными
новыми рамами, были отворены настежь, на подоконниках стояли горшки цветов, плющ маскировал почерневшие косяки, а снаружи, по натянутым веревочкам, зеленой стеной подымался молодой хмель, забираясь отдельными корнями под самую
крышу.
В настоящее время
крыша на лавке и дверь выкрашены и блестят как
новые, на окнах по-прежнему цветет веселенькая герань, и то, что происходило три года назад в доме и во дворе Цыбукина, уже почти забыто.
Я очень люблю скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которых в Малороссии обыкновенно называют старосветскими, которые, как дряхлые живописные домики, хороши своею пестротою и совершенною противоположностью с
новым гладеньким строением, которого стен не промыл еще дождь,
крыши не покрыла зеленая плесень и лишенное щекатурки крыльцо не выказывает своих красных кирпичей.
Размахнул лес зелёные крылья и показывает обитель на груди своей. На пышной зелени ярко вытканы зубчатые белые стены, синие главы старой церкви, золотой купол
нового храма, полосы красных
крыш; лучисто и призывно горят кресты, а над ними — голубой колокол небес, звонит радостным гомоном весны, и солнце ликует победы свои.
Сквозь стекла двери было видно над зеленой
крышей нового дома красное вечернее небо, и высоко в нем несчетной стаей летали галки.
Сели, смотрим — деревенька наша как парчой и золотом на серой земле вышита. Опускается за рекой могучее светило дня, жарко горят перекрытые
новой соломой
крыши изб, красными огнями сверкают стёкла окон, расцветилась, разыгралась земля всеми красками осеннего наряда, и ласково-сине над нею бархатное небо. Тихо и свежо. Выступают из леса вечерние тени, косо и бесшумно ложатся на нас и на звонкую землю — сдвинулись мы потеснее, для тепла.
Вчерашняя дыра была уже заделана яровой соломой, и по
крыше протянулись две
новые слеги.
Навстречу саням потянулись белые домики местечка, соломенные
крыши и низкие плетни, из-за которых свешивались на улицу белые, облепленные снегом деревья. В тонком свете месяца, в отзывчивой морозной тишине, в безмолвии спящих домов была все та же
новая для Цирельмана, грозная, стерегущая жизнь.
В ауле, расположенном около ворот, татарин на
крыше сакли сзывал правоверных к молитве; песенники заливались с
новой удалью и энергией.
Вязовнин нашел свое имение расстроенным, усадьбу запущенной, дом чуть не в развалинах; сменил старосту, уменьшил оклады дворовых; очистил себе две-три комнатки и велел положить
новые тесинки там, где протекала
крыша; впрочем, не предпринял никаких резких мер и не затеял никаких усовершенствований вследствие той, по-видимому, простой мысли, что должно, по крайней мере, узнать сперва то, что желаешь усовершенствовать…
Деревня Гаи была все та же, только построились с краю
новые дома, каких не было прежде. И из деревянных домов стали кирпичные. Его каменный дом был такой же, только постарел.
Крыша была давно не крашена, и на угле выбитые были кирпичи, и крыльцо покривилось.
Он родился и вырос в городе, в поле был в первый раз в своей жизни, и все здесь для него было поразительно ново и странно: и то, что можно было видеть так далеко, что лес кажется травкой, и небо, бывшее в этом
новом мире удивительно ясным и широким, точно с
крыши смотришь.
Удэхейцы жили в большой, просторной юрте. Старик предложил нам остановиться у него. Обе женщины тотчас освободили нам одну сторону юрты. Они подмели пол, наложили
новые берестяные подстилки и сверху прикрыли их медвежьими шкурами. Мы, можно сказать, разместились даже с некоторым комфортом, ногами к огню и головами к берестяным коробкам, расставленным по углам и под самой
крышей, в которых женщины хранят все свое имущество.
По чистому, глубоко синему небу плыли белые облака. Над сжатыми полями большими стаями носились грачи и особенно громко, не по-летнему, кричали. Пролетка взъехала на гору. Вдали, на конце равнины, среди густого сада серел неуклюжий фасад изворовского дома с зеленовато-рыжею, заржавевшею
крышею. С странным чувством, как на что-то
новое, Токарев смотрел на него.
Техник отворил дверку в палисадник и впустил первого Теркина. Контора — бревенчатый
новый флигель с зеленой
крышей — задним фасом выходила в палисадник. Против крылечка стояла купа тополей. По обеим сторонам лесенки пустили раскидистую зелень кусты сирени и бузины.
Домик в три окна, как и был, только опять
крыша другая, площе, больше на городской фасон, и ворота совсем
новые, из хорошего теса, с навесом и резьбой.
Второе же дело, которое еще более артистически исполнял, но о котором умалчивал квартальный, относилось к антикварному роду: он знал секрет, как «старить»
новые доски для того, чтобы ими «подшивать» ночью прогнившие
крыши, И делал он это так, что никакой глаз не мог отличить от старого
новых заплат его мастерского приготовления.
Слез бедный Сафроныч с
крыши, вошел в свое жилье, достал контракт со старым владельцем, надел очки — и ну перечитывать бумагу. Читал он ее и перечитывал, и видит, что действительно бедовое его положение: в контракте не сказано, что, на случай продажи участка иному лицу,
новый владелец не может забивать Сафроновы ворота и калитку и посадить его таким манером без выхода. Но кому же это и в голову могло прийти, кроме немца?
Все дома, приготовленные для крестьян в
новой деревне, были одинаковой величины и сложены из хорошего прожженного кирпича, с печами, трубами и полами, под высокими черепичными
крышами.
Он быстро пошел по направлению к дому. Монах следовал за ним. Поднявшись на невысокое крыльцо с тесовой
крышей, они прошли прихожую и вошли в первую комнату
нового суворовского дома.
К половине октября был отстроен
новый дом, но совсем отделать и покрыть
крышею успели только половину; другая половина без стропил и наката, с пустыми незарамленными окнами, прицеплялась к жилой части, как скелет к живому человеку, и по ночам казалась покинутою и страшною.
Теперь Иван Иванович чувствовал себя еще лучше, чем утром. В том же
новом пальто он ехал на лошади, рядом с настоящим офицером, и хоть сильно подпрыгивал, но держался крепко. Жаль только, что публики не было: улица была пуста, и где-то за белыми
крышами бухали пушки.